Земляки. Заметные следы (Беседа с первым префектом Зеленограда А.А.Ищуком)

Продолжение - Беседа с первым префектом Зеленограда А.А.Ищуком

Родители

Родители… Ведь если вдуматься поглубже, то понимаешь, что сами по себе мы не существуем. Наша жизнь – это лишь одно звено в длинной цепи. До нас жили наши прадеды, а после нас – живут и будут продолжать род дети и внуки. Именно через эту цепочку передаются духовность и жизнестойкость – способность к пониманию чувств и потребностей других людей, умение жить и выживать в самых, казалось бы, невероятно тяжелых условиях. А.А. Ищук со мной соглашается.

Алексей Алексеевич: — Действительно, могли бы мы пережить все то, что связано с войной и ее последствиями, если бы не было предшествующего опыта? Моим родителям (оба они выходцы с Украины) еще в подростковом возрасте удалось вырваться в 1933 году из кромешного ада, который вошел в историю, как «голодомор» (1932-1933 гг.). Широкая общественность долго об этом не знала…

Александра Николаевна: — Да, ни одна строчка о голоде, от которого погибло около 5 млн. человек, не появилась в советских газетах. Чтобы информация не распространялась по неофициальным каналам, районы города были оцеплены заградительными отрядами. Спасшиеся чудом, молчали.

А.А.: — Хочу добавить к этому, справедливости ради. Молчали не только потому, что боялись стать объектом внимания карательных органов. И это было. Однако острое житейское зрение помогало увидеть им то, ради кого и чего все это совершалось.

А.Н.: — Совершенно с Вами согласна… Это тоже надо знать и помнить… В государственном масштабе политика сплошной коллективизации привела к увеличению государственных поставок зерна почти в два раза. Было упразднено в деревне величайшее социальное зло - «аграрное перенаселение», иначе говоря, массовая безработица с ее тяжелейшими последствиями и для жизни страны в целом, и для отдельной крестьянской семьи. Массовый отток рабочих рук из деревни менял как судьбу страны, так и отдельного человека - участника грандиозных преобразований, которые проводились очень высокими темпами. Но иначе, по мнению руководства страны, поступать было нельзя. «Задержать темпы, – говорил И.В. Сталин, - значит отстать, а отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми… Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Вот почему процесс индустриализации, завершенный в основном в годы первых пятилеток (1929-1940 гг.), был противоречив и полон драматических эпизодов. Понизился жизненный уровень населения в связи с ростом цен (по сравнению с нэпом), принудительными внутренними займами, карточной системой и др. Из страны интенсивно вывозилось сырье и продукты питания (хлеб, масло, сахар и др.), потребление которых собственным населением было резко ограничено. Для выполнения плана индустриализации требовалось большое количество рабочих рук. В 1930 году в стране была полностью ликвидирована безработица: закрылась последняя биржа труда. Это, конечно, величайшее завоевание. Не случайно, в честь этого события в скверике на месте расположения биржи в Москве (недалеко от метро "Красные ворота" и Каланчевской площади) была установлена скульптура И.Д. Шадра «Сезонник». Пожилой рабочий сидит, устало опустив правую руку. Нелегкий жизненный путь безработного у него позади.

Но были, к сожалению, и другие, «преступные», источники рабочей силы. По-другому их и не назовешь – массовое применение принудительного труда заключенных – жертв многочисленных репрессий.

А.А.: — Да, как говорится, из песни слова не выкинешь, что было, то было. А было и много хорошего, привлекательного. Это прежде всего не стихийный, а сознательно-организованный поворот власти к человеку труда. Поднимался престиж труженика, передовика производства, ударника колхозных полей.

А.Н.: — Однако приоритет оставался за городом. В промышленных центрах миллионы людей приобщались к труду и быту производственных коллективов, к практике партийных, профсоюзных, комсомольских организаций. Горожанин в отличие от крестьянина имел паспорт, получал зарплату и продовольственные карточки, пользовался правом на нормированный рабочий день, на выходные, на ежегодный отпуск и т.д.

А.А.: — Но все-таки главное для мироощущения человека состояло в том, что он, как правило, был не простым свидетелем. Он был участником созидательного процесса.

А.Н.: — Это особенно важно было для воспитания молодежи, которая численно преобладала на строящихся индустриальных объектах и на действующих фабриках и заводах. Молодые люди увидели для себя привлекательную перспективу и выбрали свой вектор жизни, связанный с советской властью.

А.А.: — Таким был и мой отец – Алексей Степанович. Пятнадцатилетним подростком начал свою трудовую жизнь в рабочем коллективе Московского автомобильного завода АМО (впоследствии - ЗИЛ). В ту пору директором был Лихачев Иван Алексеевич, тоже выходец из крестьянской семьи, рабочая биография которого начиналась с 12 лет. Как я сейчас понимаю, отец подростком прорывался сквозь кордон заградительных отрядов с надеждой на лучшее, твердо веря, что «будет и на его улице праздник». Чтобы выжить в тех условиях, необходимо было действовать – постоянно искать, добывать, предпринимать что-то новое. Эти искания в конце концов привели его в рабочий коллектив, предоставили большие возможности для деятельности. К 20-ти годам он, овладев перспективной специальностью водителя ЗИС-5, создал неплохую базу для будущей семейной жизни. Соблюдая крестьянские традиции, он рано женился. Ему было всего 20 лет. Через год родился первенец – дочка. Ее рождение совпало с началом (конец ноября 1939 года) советско-финской войны. В семье тревожились, приближался призывной в армию год отца. О той войне мало говорили, но слухи-то доходили, ведь люди-то гибли.

А.Н.: — Да, действительно, краткосрочная война была суровой и малоизвестной, о ней старались много не говорить, но остались свидетельства той жестокой бойни. Так, участник этой войны поэт Сергей Наровчатов под впечатлением увиденного написал стихотворение. Ощущение жуткости не проходит и по сей день:

Здесь мертвецы стеною за живых!
Унылые и доблестные черти,
Мы баррикады строили из них,
Обороняясь смертью против смерти.
За ними, укрываясь от огня,
Я думал о конце без лишней грусти:
Мол, сделают ребята из меня
Вполне надежный для упора бруствер.
Куда как хорошо с меня стрелять.
Не вздрогну под нацеленным ружьем…
Все, кажется, сослужено… Но глядь,
Мы после смерти тоже службу служим!
Финский фронт, 1940 г.

А.А.: — А почему об этой войне советские историки старались много не говорить?

А.Н.: — Финская война показала, что мы подготовлены плохо к надвигающейся мировой битве. Это звучало бы диссонансом в оптимистической риторике тех лет. Кроме того, армия понесла очень большие потери. Некоторые историки в оправдание приводят аргументы, связанные с тем, что это была война за возврат исконных территорий, которые вошли в состав России еще при Петре I. Но не этим руководствовались в тот момент. Главная причина - отодвинуть границы от Ленинграда. И если учесть, что в первые дни, недели и месяцы Великой Отечественной войны имел значение каждый час задержки фашистов, осуществляющих свой молниеносный план войны, то становится ясным: героизм и жертвы, о которых писал поэт - участник этой войны, легли на алтарь победы под Ленинградом.

А.А.: — Отца призвали летом 1940 года, когда «малая война» уже закончилась, а вернулся он домой в 1947 году. Семь лет отца не было дома. Меня, новорожденного, он не видел. Весь начальный период Великой Отечественной был в пехоте, затем воевал по своей мирной специальности – зачислен в авиационный полк водителем. Кстати, был классным водителем. Недаром ему доверили «возить» командира авиационного полка.

А.Н.: — Выходит, раннее ваше детство прошло сугубо в женском коллективе – мамы и сестренки?

А.А.: — В кровной семье – да. Но ведь во время войны все сроднились, общие опасности, общее горе, общие житейские радости. Мы жили в Москве. Рядом находились какие-то укрепленные железобетонные устройства типа колпаков с окнами для стрельбы из пулемета. Все это, видимо, и притягивало немецкие самолеты, которые сбрасывали на наш небольшой «пятачок» бомбы. В один из таких налетов, 28 сентября 1941 года, я и появился на свет. Под звуки летящей бомбы, которая попала в соседний дом, до основания его разрушив. Как подарок на мое рождение, один немецкий самолет был сбит, и долго его обломки лежали за забором соседнего заводика.

А.Н.: - Назвали Вас Алексеем в честь отца?

А.А.: - Да, от него с первых дней войны не было известий. Детство, как и у всех детей войны, было голодное, холодное. Но лично я воспринимал все эти невзгоды, как должное – другой, мирной жизни я еще не видел. Как ухитрялась мама сводить концы с концами, до сих пор трудно представить, но, как говорят, «голь на выдумки хитра». Нужда, бедность делают нормального человека изобретательным. Все семьи разводили огороды, запасались на зиму хворостом (благо, рядом был Тимирязевский парк), собирали грибы, ягоды, пытались рыбачить в Екатерининском пруду, расположенном невдалеке. Но у ребятишек был свой, особый промысел. Поблизости находилась платформа «Красный балтиец» (Рижская ветка железной дороги), сюда сгружали каменный уголь, искали кусочки жмыха, отдаленно напоминающего сладкий вкус. Случалось, что и мороженое покупали, если удавалось найти копеечки под платформой. Своего нищенского положения не ощущал, рядом все так жили. И вот наступает 1947 год, особый год в моей жизни. Из армии наконец-то демобилизовался отец. Трудно передать словами чувства, которые я испытывал. С гордостью рассматривал воинские награды отца – солдатские медали «За отвагу», «За боевые заслуги» и др. О войне отец рассказывать не любил – слишком горестными были воспоминания. А повидал он, конечно, немало, воюя и в пехоте, и в авиационном полку, закончил войну в Пруссии. Как позднее рассказывал отец, когда он возвращался домой, радость Победы омрачалась серой картиной опустения и разрушения по всей стране. Внешним видом людей, их изможденными лицами.

А.Н.: - Да, много пришлось испытать в те годы. Как говорится, беда не приходит одна. В 1946 году разразилась сильнейшая засуха, это был один из самых неурожайных годов не только при советской власти, но и дореволюционной.

А.А.: - Голод в мирное время, что может быть страшнее?

А.Н.: - В том-то и дело, что «мирным» оно только казалось. Началась «холодная война». Потенциальный противник имел монополию на атомное оружие и спешил ею воспользоваться. В военной доктрине СССР эта реальность была отражена: готовились к новой войне с применением атомного оружия.

А.А.: - Да и внутри страны не все было спокойно. Я был по тем временам уже «взрослым» ребенком и отчетливо помню разруху, элементарную бытовую неустроенность, карточную систему, страшнейший дефицит товаров, черный рынок, массу калек и инвалидов, детскую беспризорность, «безотцовщину». Боялись воров, «черных кошек», борьбу с которыми героически вели работники МУРа - прототипы героев из фильма «Место встречи изменить нельзя».

А.Н.: - Да, это так. И тем не менее, победа над фашизмом, переход к миру, даже несмотря на реальную опасность нового нападения, извечная надежда на лучшую жизнь после окончания войны придавали людям уверенность и силу.

А.А.: - Хочу особо подчеркнуть, что эйфория и оптимизм советского народа, которые отмечают все, кто тогда жил, были обусловлены не только психологией победителя, сколько верой в то, что жизнь будет лучше. На еще большую мощь заработал «человеческий фактор»: люди «вручную» разбирали завалы, преодолевая жару и холод, голод, нужду. Инженеры, технологи, конструкторы стремились восстанавливать производство на новой технологической базе, постоянно что-то придумывая и изобретая. Они работали не только ради денег, а по велению сердца, долга и совести. В результате к 1950 году разрушенное промышленное производство было восстановлено. К сожалению, этого нельзя было сказать о сельском хозяйстве…

А.Н.: - Да, это так. И на то есть свои объективные причины – село понесло самые большие людские потери: на треть убавилось число трудоспособных селян, сожжено огромное число сел, деревень, почти полностью уничтожен крупный рогатый скот. Это все объективные причины... Но были и субъективные, связанные с ошибочной политикой власти в отношении крестьянства. Организованная формально на принципах «добровольности» колхозная система за годы войны окончательно превратилась в зону подневольного, почти неоплачиваемого труда. Это положение сохранилось и после окончания войны.

А.А.: - Это, конечно, печально. Но мы, городские ребята, мальчишки и девчонки, рожденные накануне и в годы войны, жили в благоприятной эмоциональной среде.

А.Н.: - А потом была школа…

Продолжение следует

"Земляки. Заметные следы" (Беседа с первым префектом Зеленограда А.А.Ищуком):