В. И. Ленин: «Не забыть достать цианистый калий…»

 Как умер Ленин? Здесь далеко не все ясно. Для понимания сложности проблемы процитируем несколько источников, освещающих это событие. Вот что сообщает «Биографическая хроника» (подневное описание жизни Ленина) под датами 20 и 21 января 1924 г.:

Январь, 20.

Ленину нездоровится; он не выходит к завтраку, не едет на прогулку, жалуется на глаза; охотно соглашается на предложение пригласить на консультацию специалиста по глазным болезням проф. М. И. Авербаха. Ленина посещает проф. О. Ферстер.

Ленина (с 22 час. до 22 час. 45 мин.) консультирует проф. М. И. Авербах. Исследование показывает, что никаких болезненных изменений в глазах не произошло. Ленин проявляет заботу о проф. Авербахе, дважды приходит в столовую, где тот находится, интересуется, достаточно ли хорошо о нем позаботились.

Попрощавшись с проф. Авербахом, в 12-м часу ночи уходит спать.

Январь, 21.

16 час.; 16 час. 45 мин.; 17 час. 15 мин.

Ленина консультируют профессора О. Ферстер и В. П. Осипов.

17 час. 30 мин.

Внезапное резкое ухудшение в состоянии здоровья Ленина; дыхание становится прерывистым, наступает бессознательное состояние.

18 час. 50 мин.

Владимир Ильич Ленин скончался при явлениях паралича дыхательного центра.

Профессор-психиатр Виктор Петрович Осипов, лечащий врач В. И. Ленина: «20 января Владимир Ильич испытывал общее недомогание, у него был плохой аппетит, вялое настроение, не было охоты заниматься; он был уложен в постель, была предписана легкая диета. Он показывал на свои глаза, очевидно, испытывая неприятное ощущение в глазах. Тогда из Москвы был приглашен глазной врач профессор Авербах, который исследовал его глаза... Профессора Авербаха больной встретил очень приветливо и был доволен тем, что, когда исследовалось его зрение при помощи стенных таблиц, он мог самостоятельно называть вслух буквы, что доставляло ему большое удовольствие. Профессор Авербах самым тщательным образом исследовал состояние глазного дна и ничего болезненного там не обнаружил.

На следующий день (21 января. — И. Б.) это состояние вялости продолжалось, больной оставался в постели около четырех часов, мы с профессором Ферстером (немецкий профессор из Бреславля, который был приглашен еще в марте 1922 года) пошли к Владимиру Ильичу посмотреть, в каком он состоянии. Мы навещали его утром, днем и вечером, по мере надобности. Выяснилось, что у больного появился аппетит, он захотел поесть; разрешено было дать ему бульон. В шесть часов недомогание усилилось, утратилось сознание, и появились судорожные движения в руках и ногах, особенно в правой стороне. Правые конечности были напряжены до того, что нельзя было согнуть ногу в колене, судороги были также и в левой стороне тела. Этот припадок сопровождался резким учащением дыхания и сердечной деятельности. Число дыханий поднялось до 36, а число сердечных сокращений достигло 120-130 в минуту, и появился один очень угрожающий симптом, который заключается в нарушении правильности дыхательного ритма (типа чейн-стокса), это мозговой тип дыхания, очень опасный, почти всегда указывающий на приближение рокового конца. Конечно, морфий, камфора и все, что могло понадобиться, было приготовлено. Через некоторое время дыхание выровнялось, число дыханий понизилось до 26, а пульс до 90 и был хорошего наполнения. В это время мы измерили температуру — термометр показал 42,3 — непрерывное судорожное состояние привело к такому резкому повышению температуры; ртуть поднялась настолько, что дальше в термометре не было места.

Судорожное состояние начало ослабевать, и мы уже начали питать некоторую надежду, что припадок закончится благополучно, но ровно в 6 час. 50 мин. вдруг наступил резкий прилив крови к лицу, лицо покраснело до багрового цвета, затем последовал глубокий вздох и моментальная смерть. Было применено искусственное дыхание, которое продолжалось 25 минут, но оно ни к каким положительным результатам не привело. Смерть наступила от паралича дыхания и сердца, центры которых находятся в продолговатом мозгу».

В. Г. Сорин (1893-1944), сторонник Бухарина, историк, автор биографии Ленина, редактор первых Собраний сочинений Ленина: «21 января. О Владимире Ильиче известно, что еще совсем недавно он ездил на охоту, но последние два дня ему нездоровится. Так как неоднократно бывали случаи, когда при общем улучшении состояния здоровья Владимира Ильича выпадали и менее счастливые дни, то и этому недомоганию не придавали большого значения. В домике, где живет А. А. Преображенский, всегда известно, в каком состоянии здоровье Владимира Ильича, как он спал, ел, как себя чувствует. Сегодня была Мария Ильинична. Да, немного хуже обыкновенного, но и только. Ничего тревожного. Часов в 12 (или позже?) в санаторий, где теперь, во время болезни Владимира Ильича, живут только доктора и приехавший на пару дней Н. И. Бухарин, пришел из Большого дома один из докторов и сообщил, что дело идет к явному улучшению и «Старик сейчас спит». «К весне вылечим наверняка». Разговор с Николаем Ивановичем: что же, может быть, Владимир Ильич еще будет на съезде, скажет хоть маленькую речь? Почему это невозможно?

И никто не знал, что сегодня последний день в жизни Ленина.

6 часов вечера. Я был в маленьком домике, когда пришел кто-то от Марии Ильиничны с просьбой прислать камфару. Я не знал, для чего вообще существует камфара, и спросил об этом. Мне шепотом ответили, что камфара нужна для усиления деятельности сердца, когда сердце ослабевает. После этих слов сразу стало тревожно и беспокойно. Нельзя было справиться с этой тревогой. И я тотчас же решил пойти к Бухарину в санаторий (это довольно далеко от Большого дома) и сказать ему о камфаре. Бухарин работал, когда я вошел к нему в комнату. Я не решился тотчас же передать о камфаре, боясь, что Николай Иванович упрекнет меня в паникерстве, но Николай Иванович заметил: «Знаете, со Стариком что-то плохо. Все доктора ушли в Большой дом». Тогда я решился сказать о камфаре. Николай Иванович изменился в лице: «Кто вам об этом сказал?» И сейчас же пошел со мною к Большому дому. Мы условились, что Николай Иванович подымется наверх (Владимир Ильич жил на втором этаже) и узнает у Марии Ильиничны о состоянии здоровья Владимира Ильича (вообще чтобы не волновать Владимира Ильича, товарищи не показывались ему), а я подожду Николая Ивановича внизу.

Кругом стояла тишина. Все казалось обычным, как всегда. Но было кое-что и необычное, тревожное: освещенные окна наверху. Кто бывал в Горках, знал, что в это время окна наверху не должны быть освещенными, и если наверху свет, значит, там что-то происходит. И другое: на мой вопрос, где тов. Пакалн, начальник охраны, дежурный товарищ, ответил, что Пакалн наверху. Обычно Пакалн не должен был в это время находиться наверху. Смущенный, я обошел кругом Большого дома. Вдали кое-где виднелись черные фигуры товарищей, охраняющих Большой дом. Все как обычно.

Бухарин не возвращался. Я еще раз зашел в Большой дом, посмотрел на часы. Было семь часов вечера. Значит, прошло уже десять минут, как Владимир Ильич умер, но ничто не говорило о его смерти, и даже отдаленной мысли об этом не было: самое большее, о чем можно было предполагать, это возможность какого-нибудь ухудшения в здоровье Владимира Ильича, припадка или удара.

Я вернулся в домик А. Преображенского. Всегда беспокойно, когда с Владимиром Ильичом какое-нибудь ухудшение, и нельзя тогда ничего делать. А из Большого дома никто не приходит, и неизвестно, что с Владимиром Ильичом. Ухо чутко ловит всякий звук.

Вдруг резко, с размаху хлопнула дверь внизу. Все бросились к лестнице. И через секунду, не успел я выбежать на площадку, как раздался чей-то ужасный, ни с чем не сравнимый крик, который без слов говорил о том, что в Большом доме случилось что-то непоправимое...

Навсегда врезались в сознание большая, ярко освещенная комната и лежащий посередине ее на столе мертвый Ленин.

Самое первое, мгновенное впечатление такое, как будто Владимир Ильич, крепко сжав протянутые вдоль тела руки, застыл на мгновенье в позе человека, собирающегося сейчас, сию минуту привстать или подняться коротким усилием напряженных мышц и мускулов».

Так что же все-таки случилось в тот день? Попробуем разобраться.

Первые симптомы болезни

 Версия о самоубийстве Ленина была впервые выдвинута и рассмотрена мной в 1992 г. (см.: Игорь Быстров. Последний заговор братьев Ульяновых. Журнал «Столица», 1992 г., № 3, с. 8-11). С тех пор стали доступными новые материалы архивов, воспоминания очевидцев.

Мысль о самоубийстве не была чужда Ленину.

В 1911 г. покончили с собой супруги Лафарги. Поль Лафарг был видным деятелем мирового социалистического движения. Жена Лафарга Лаура была дочерью Карла Маркса. Еще в молодости супруги дали клятву уйти из жизни, когда Полю Лафаргу исполнится 70 лет, считая, что в этом возрасте они больше не могут быть полезными делу социализма.

Ленин с пониманием отнесся к этому их роковому поступку. Он делился своими мыслями с Крупской: «Если не можешь больше для партии работать, надо уметь посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги».

Для Ленина время «посмотреть правде в глаза» пришло летом 1921 г., когда он впервые предположил, что болен прогрессивным параличом. С этого времени он гораздо чаще, чем прежде, выезжает на отдых, в том числе в Горки, что рядом с Подольском, километрах в сорока от Москвы.

В 1921 г. в беседе с А. Шлихтером он грустно упомянул о смерти старого товарища (революционера, своего ровесника): «Мне казалось, что Ильич выслушивает меня, как всегда, внимательно, и признаком этой внимательности был, как всегда, слегка прищуренный глаз. Но вдруг Ильич, не дослушав меня, прерывает меня вопросом: «А вы уже знаете, Саммер умер? Еще один...»

Я был застигнут врасплох этим вопросом Ильича. Мне мгновенно вдруг стало ясно, что Ильич, казавшийся на первый взгляд все тем же давно знакомым Ильичом, в действительности был в тот момент совсем другим, каким-то новым, чем-то удрученным и о чем-то упорно думающим в то время, как мне казалось, что он слушает меня. Мне хотелось отвлечь мысли тов. Ленина соображениями о том, что, как ни неожиданна была смерть тов. Саммера, еще здорового, крепкого и цветущего человека, все же нам, именно нам, старым работникам партии, надо быть готовыми к систематическому уходу одного за другим...

— Ну что же, Владимир Ильич, — ответил я ему, — ведь поработали, теперь можно и уходить, ведь смена уже готова.

Долго, долго, молча, не спуская глаз с меня, смотрел Ильич.

— Нет, вы не правы, — был его ответ. — Рано еще уходить. Еще надо годиков пять поучить».

В ноябре 1921 г. из Крыма в Москву на постоянную работу приезжает младший брат Ленина Дмитрий Ильич Ульянов. Врач по профессии, в Москве он стал работать в наркомате здравоохранения и в Коммунистическом университете имени Свердлова.

Вдруг оказалось, что преданных лично Ленину людей очень мало, единицы. Конечно, были близкие ему женщины — сестры Анна Ильинична и Мария Ильинична, жена Надежда Константиновна Крупская. Но есть ведь дела и неженского порядка.

Дмитрий Ульянов сообщает Ленину, что в Ялте в плохих условиях живет А. А. Преображенский — товарищ Ленина по революционным кружкам в Поволжье в конце 1880-х годов и соратник Дмитрия Ульянова по революционной борьбе в Крыму. Шестого декабря 1921 г. Ленин посылает телеграмму зампреду Совнаркома Крыма М. Х. Лолякову с просьбой оказать содействие старому революционеру. Позже братья Ульяновы организуют переезд Преображенского в Москву. Затем он назначается управляющим совхозом «Горки». Запомним эту фамилию. Преображенский еще сыграет свою роль в последний год жизни Ленина.

Когда Ленин в 1921 г. сделал вывод (сам или с помощью врачей), что у него прогрессивный паралич, он, по воспоминаниям Крупской, «...попросил достать ему медицинские книги, обложил себя ими и принялся за изучение своей болезни — больше всего по английским источникам».

Видимо, из этих английских источников Ленин вычитал, что боль в глазах (при отсутствии переутомления при чтении) является несомненным признаком последней стадии прогрессивного паралича. Наиболее подробное доступное нам изложение этого симптома имеется в книге лечащего врача Ленина В. П. Осипова «Частное учение о душевных болезнях»: «Одни из самых типичных симптомов при прогрессивном параличе отмечаются со стороны глаз… Они заключаются в нарушении иннервации радужной оболочки, в нарушении ее реагирования на различные раздражители». Об этом симптоме в предположительном смысле говорит и доктор В. Флеров: «Были приглашены из Германии профессора Адольф Штрюмпелль, терапевт и невропатолог, имеющий труды по сифилису нервной системы… <далее список других приглашенных>; возможно, что Штрюмпелль, несмотря на отсутствие глазных симптомов и негативную реакцию Вассермана, предположил сифилис и начал соответствующее лечение с согласия остальных врачей; правило врачей гласило: в случае сомнения подозревай сифилис».

Теперь приступим к хронологическому изложению последних двух лет жизни Ленина, имея в виду: а) тенденцию Ленина к решению проблемы жизни по Лафаргам и б) знание им «глазного симптома» для определения момента обострения болезни.

  С 6 декабря 1921 г. по 25 марта 1922 г. Ленин большую часть времени проводит в местах отдыха, правда, оставаясь политически очень активным.

«Биографическая хроника»:

«6 декабря 1921 — 13 января 1922.

Ленин живет в Горках; продолжает вести текущую работу, приезжает в Москву на некоторые заседания Политбюро и Пленумов ЦК РКП(б), пишет ряд важных документов, руководит работой IX Всероссийского съезда Советов и XI Всероссийской конференции РКП(б), отвечает на письма и телеграммы, дает указания, большей частью по телефону, партийным и советским учреждениям.

17 января — 1 марта.

Ленин в связи с продолжением курса лечения и отпуском живет в совхозе близ д. Костино Московского уезда Московской губернии; поселяется в небольшом деревянном доме; совершает прогулки, ходит на охоту, встречается и беседует с местными жителями; много работает, периодически выезжает в Москву.

6-25 марта.

Ленин находится на отдыхе в Корзинкино близ с. Троицкое-Лыково Московской губернии; продолжает вести многогранную работу по руководству партией и страной.

25 марта, сразу по возвращении из Корзинкино, Ленин подписывает заявление (на французском яз.) о передаче им в связи с перегрузкой государственными делами и недостаточно удовлетворительным состоянием здоровья полномочий председателя советской делегации на Генуэзской конференции заместителю председателя советской делегации Г. В. Чичерину (премьер-министры западных стран настаивали на обязательном участии в ней Ленина).

Всего за 121 день (с 6 декабря 1921 г. по 25 марта 1922 г.) Ленин провел в Горках и деревнях Костино (Болшево) и Корзинкино 114 дней, хотя, конечно, работал — по телефону, курьерской почтой и наездами в Кремль.

С 27 марта по 2 апреля 1922 г. Ленин руководит XI съездом РКП(б).

1 апреля 1922 г. Ленина на квартире в Кремле осматривает профессор-окулист М. И. Авербах. В нашем рассказе появляется новое действующее лицо — профессор Михаил Иосифович Авербах. С этого времени он будет регулярно консультировать Ленина по поводу заболевания глаз. Напомню, что болезнь глаз — важный симптом прогрессивного паралича, а для Ленина — это вопрос жизни и смерти.

3 апреля 1922 г. Пленум ЦК РКП(б) принял решение установить должность Генерального секретаря и двух секретарей ЦК. Генеральным секретарем был назначен И. В. Сталин, секретарями — В. М. Молотов и В. В. Куйбышев.

4 апреля 1922 г. Ленин, получив сообщение, что МК РКП(б) принял решение о закрытии санатория в Горках, пишет письмо помощнику управделами ГПУ В. Л. Герсону о том, что он против этого решения, предлагает санаторий оставить, передать его в ведение МК совместно с ГПУ, просит поговорить с Ф. Э. Дзержинским и И. С. Уншлихтом и ответить ему. В этот же день Ленин выезжает в Горки.

23 апреля 1922 г. Ленин приезжает в Солдатенковскую больницу (Ходынское поле, д. 3). В 12 час. немецкий профессор Ю. Борхардт и старший врач хирургического отделения В. Н. Розанов в качестве ассистента, в присутствии главного врача больницы В. И. Соколова, наркома здравоохранения Н. А. Семашко и докторов Е. Д. Рамонова и Я. Р. Гольденберга производят Ленину операцию по извлечению пули, оставшейся после ранения в 1918 г. Как сообщалось в официальном медицинском заключении об операции, «пуля, извлеченная из раны, оказалась размером от среднего браунинга. На конце оболочка пули крестообразно надрезана через всю толщу, по протяжению всего конуса пули».

Никто из врачей ни тогда, ни потом не связывал болезни Ленина с этими двумя пулями, посланными Каплан. Но с годами роль этих двух пуль в течении болезни Ленина будет фантастически преувеличена.

21 мая 1922 г. исполнилось 35 лет со дня казни Александра Ульянова, старшего брата В. И. Ленина. Вспоминает Е. Драбкина («Раздумья в Горках». Журнал «Новый мир», 1987, № 11, с. 6): «В канун этой трагической годовщины семья Ульяновых впервые познакомилась с подлинными судебными и жандармскими документами по делу погибшего брата.

Эти документы были доставлены в Москву в только что созданный или только еще создававшийся архив Октябрьской революции. Года три спустя я слышала рассказ Михаила Степановича Ольминского о том, как Владимир Ильич вместе с сестрами и Надеждой Константиновной пришел в этот архив, помещавшийся в старинном доме, на месте которого высится теперь новое здание Библиотеки имени Ленина. Владимир Ильич вошел очень бледный, в каждом движении его чувствовалась сдерживаемая тревога. Заранее приготовленные документы лежали на столе. Хотя Владимир Ильич знал о том, что его ожидает, он вздрогнул, увидев переплетенный том, на котором писарским почерком с завитушками было выведено: «Дело 1 марта 1887 года», — и не мог сразу раскрыть этот том, помедлил, подержал в руках, видимо, сделал над собой усилие, чтобы подавить волнение, и лишь потом раскрыл его. И по мере того, как он вчитывался в страницы этого дела, он бледнел и бледнел, и, как выразился Ольминский, стоявшие рядом буквально физически чувствовали, как у него перехватывает дыхание».

 Приступы паралича. Ленин требует яд

 А через несколько дней, 25 мая 1922 г., у Ленина происходит первый острый приступ прогрессивного паралича, приведший к ослаблению движений правой руки, правой ноги и некоторому расстройству речи.

30 мая 1922 г. больной Ленин настойчиво добивается встречи со Сталиным; врачи разрешают.

Из воспоминаний сестры В. И. Ленина Марии Ильиничны Ульяновой: «Зимой 20-21, 21-22 [гг.] В. И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоили его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит параличом, и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Ст[алин] обещал. Почему В. И. обратился с этой просьбой к Ст[алину]? Потому что он знал его как человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.

С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Ст[алина]. Эта просьба была настольно настойчива, что ему не решились отказать. Ст[алин] пробыл у В. И. действительно минут 5, не больше. И когда вышел от И[льи]ча, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил его доставить ему яд, т[ак] как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Ст[алин] вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И., и Сталин вернулся снова к В. И. Он сказал ему, что, переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришло. В. И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: "Лукавите?" "Когда же вы видели, чтобы я лукавил?" — ответил ему Сталин. Они расстались и не виделись до тех пор, пока В. И. не стал поправляться и ему не были разрешены свидания с товарищами».

В этот же день Ленина консультирует специалист по глазным болезням проф. М. И. Авербах.

Пока с глазами все в порядке. Но Ленин волнуется, и, доверяя мнению профессора Авербаха, он ищет встречи с ним без свидетелей: «Схватив меня за руку, Владимир Ильич с большим волнением вдруг сказал: «Говорят, вы хороший человек, скажите же правду — ведь это паралич и пойдет дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом?» Дальнейший разговор был, к счастью, прерван вошедшей медицинской сестрой».

Болезнь застает Ленина в Горках, где он остается под наблюдением врачей в течение четырех месяцев.

11 июля 1922 г. Сталин вновь наносит визит Ленину. В течение часа они обсуждают важные партийные и государственные дела.

Ровно через неделю, 18 июля, профессор О. Ферстер разрешает Ленину чтение газет. Тотчас же Ленин пишет записку Сталину: «Поздравьте меня: получил разрешение на газеты! С сегодня на старые, с воскресенья (с 23 июля. — И .Б.) на новые!»

В записке он сообщает, что внимательно обдумал некий ответ Сталина и не согласился с ним. Учитывая конфиденциальный характер этого сообщения, а также то, что записка связана с болезнью Ленина, можно предположить, что Сталин отказался под каким-то предлогом дать Ленину яд.

В августе 1922 г. Сталин был в Горках у Ленина 5 раз.

Октябрь, 2. Ленин возвращается из Горок в Москву и приступает к работе.

Весь октябрь прошел без приступов паралича. Но в ноябре 1922 г. приступы возобновляются, причем чем дальше, тем чаще. Вот их перечень, взятый из дневника дежурного врача-невролога А. М. Кожевникова:

«5 ноября — утром был приступ клонических судорог и паралича.

11 ноября — у Ленина был очень коротенький паралич в правой ноге.

18 ноября — у Ленина паралич ноги…

19 ноября — Владимир Ильич был на охоте. В общем ходил 5-6 часов. В лесу случился паралич во время ходьбы. Владимир Ильич пошел к пню, ногу приволакивая, задевая носком, но до пня дошел, ненадолго присел и после этого ходил еще два часа».

18 ноября, с 18 часов 05 минут до 19 часов, Ленина посещает глазной врач профессор М. И. Авербах; произошло это, скорее всего, после очередного приступа паралича, который случился с Лениным в этот день. Можно твердо сказать, что к этому времени Ленин точно знал, что «глазные симптомы» свидетельствуют о крайней форме прогрессивного паралича. К такому выводу приводит следующее соображение.

О том, что у него 18 ноября был паралич, Ленин сообщил врачам только 20 ноября, в понедельник. Значит, Авербаха для осмотра глаз он вызвал без дежурных врачей, самостоятельно, а следовательно, видел связь между приступами паралича и состоянием глаз. Результат осмотра был для Ленина, видимо, утешительным: последний и решительный момент еще не настал.

Вообще, Авербах при осмотре глаз Ленина интересовался и интимными обстоятельствами жизни Ленина, которые на первый взгляд не имеют никакого отношения к профессиональным интересам врача-окулиста. Так, Авербах вспоминает («Правда», 1 марта 1924 г.): «Врачу трудно обойтись без разных мелких житейских вопросов чисто личного характера. И вот этот человек, огромного, живого ума, при таких вопросах обнаруживал какую-то чисто детскую наивность, страшную застенчивость и своеобразную неориентированность».

Прекрасно понимая важность осмотров Авербахом, Ленин старается ему помочь; в первой половине декабря 1922 г. Ленин пишет две записки управделами СНК Н. П. Горбунову о необходимости обменять квартиру Авербаху.

Декабрь, 13. У Ленина утром приступ болезни; в 11 час. его осматривают врач А. М. Кожевников и проф. В. В. Крамер, которым с большим трудом удалось уговорить его не выступать ни в каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы.

Декабрь, в ночь с 15 на 16. Резкое ухудшение в состоянии здоровья Ленина.

18 декабря 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) назначает И. В. Сталина ответственным за соблюдение Лениным больничного режима, назначенного ему врачами.

За Лениным во время его болезни с исключительной заботой ухаживают Н. К. Крупская и М. И. Ульянова. Крупская постоянно находится возле него, читает ему, занимается с ним. Ульянова организует уход за Лениным, поддерживает связь с врачами, медперсоналом, заботится о лекарствах.

Вечером 22 декабря 1922 г. наступает дальнейшее ухудшение в состоянии здоровья Ленина: паралич правой руки и правой ноги. В этот же вечер Ленин и напоминает о яде, о чем свидетельствует запись Л. А.Фотиевой в дневнике дежурных секретарей: «22 декабря (1922 года. — И. Б.) Владимир Ильич вызвал меня в 6 часов вечера и продиктовал следующее: «Не забыть принять все меры достать и доставить... в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий, как меру гуманности и как подражание Лафаргам...»

Декабрь, 24. Ленин требует, чтобы ему было разрешено ежедневно, хотя бы в течение короткого времени, диктовать его «дневник». После консультации членов Политбюро ЦК РКП(б) с врачами принимается решение: «1. Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки, и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. 2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений».

Как всегда в критической ситуации, для осмотра глаз призывается профессор Авербах (цитата из дневника дежурного врача Кожевникова): «28 декабря. М. И. Авербах исследовал глаза Владимира Ильича и нашел, что никаких изменений в глазах нет и разницы между глазным дном в данное время и раньше тоже нет».

 «В феврале 1923 года, — вспоминал Вячеслав Молотов, — Ленину стало совсем плохо, и он попросил Сталина принести ему яд. Сталин обещал, но не принес. Потом он говорил, что, наверное, Ленин обиделся на него за это. «Как хотите, я не могу это сделать», — сказал Сталин. На Политбюро обсуждался этот вопрос».

Секретная записка Сталина завершается словами: «Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК».

Троцкий излагал эту историю так: «Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 г. (Молотов и Троцкий неточны: эта ситуация относится к марту 1923 г.; см. ниже. — И. Б.), Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева в автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду. Он снова терял способность речи, считал свое положение безнадежным, предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда уловил на противоречиях, сохранял полную ясность мысли и невыносимо мучился... Мы разошлись с само собой разумеющимся заключением, что о передаче яда не может быть и речи».

Март, 5. Ленин вызывает (около 12 час.) на 15-20 мин. М. А. Володичеву, диктует ей письмо И. В. Сталину с требованием извиниться перед Н .К. Крупской за допущенную грубость, затем просит это письмо пока отложить.

Март, 10. У Ленина развивается новый приступ болезни, приведший к усилению паралича правой половины тела; вводятся постоянные ночные дежурства врачей.

Март, 15. Ленина посещает врач-офтальмолог проф. М. И. Авербах, обследует его глаза.

17 марта Сталин имел беседу с Крупской, после которой немедленно отправил записку (под грифом «Строго секретно») своим тогдашним союзникам Зиновьеву и Каменеву: «Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в «ужасном» состоянии, с ним припадки, «не хочет, не может дольше жить и требует цианистого калия, обязательно». Сообщила, что пробовала дать калий, но «не хватило выдержки», ввиду чего требует «поддержки Сталина». Зиновьев и Каменев оставили на записке взволнованный ответ: «Нельзя этого никак. Ферстер (немецкий профессор, лечивший Ленина) дает надежды — как же можно? Да если бы и не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя!»

Однако Сталин этим не удовлетворился: 21 марта он написал новую «строго секретную» записку, обращенную на этот раз ко всем членам Политбюро. В ней говорилось: «В субботу 17 марта т. Ульянова (Н. К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Владимира Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н. К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала не отказывать Ильичу в его просьбе». Ввиду особой настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В. И. дважды вызывал к себе Н. К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». Ленин действительно успокоился.

Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов Политбюро ЦК».

На записке Сталина Томский написал: «Читал. Полагаю, что «нерешительность» Сталина — правильна. Следовало бы в строгом составе членов Политбюро обменяться мнениями. Без секретарей (технич.)». В знак согласия под этими словами Томского подписались Зиновьев, Молотов, Бухарин, Троцкий и Каменев.

Март, 24. Вопрос о состоянии здоровья Ленина обсуждается на заседании Политбюро ЦК РКП(б).

Игорь БЫСТРОВ