Образ здоровья
МНЕНИЯ КОНФЛИКТ ДВУХ ПОЛКОВОДЦЕВ. ЖУКОВ И РОКОССОВСКИЙ  На фото Г.К.Жуков и К.К.Рокоссовский в форме польского маршала. http://marshal-jukov.narod.ru
19.02.2014     105787    7

КОНФЛИКТ ДВУХ ПОЛКОВОДЦЕВ. ЖУКОВ И РОКОССОВСКИЙ


Хотя Жуков происхождением из крестьян, а Рокоссовский — из потомственных (еще с XVIII века) военных польского происхождения, но удивительным образом их жизненные пути схожи, а порой и перекрещиваются. 

Оба — участники Первой мировой войны (тогда она называлась Отечественной), оба перешли на сторону советской власти в 1917 году. Оба окончили курсы высшего начсостава почти одновременно: Рокоссовский — в 1929 году, Жуков — в 1930-м. Да и родились они в одном и том же году и в одном и том же месяце. 

После окончания курсов оба получили назначение в Белорусский военный округ: К. Рокоссовский — командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии имени Английского пролетариата, Г. Жуков — командиром 2-й кавалерийской бригады этой дивизии. Заметим, что Жуков в подчинении у Рокоссовского

Приведем характеристику, которую 8 ноября 1930 года дал Г. Жукову его непосредственный начальник К. Рокоссовский

«Аттестация командира 2-й кавалерийской бригады 7-й Самарской кавдивизии Жукова Г. К. Сильной воли. Решительный. Обладает богатой инициативой и умело применяет ее на деле. Дисциплинирован. Требователен и в своих требованиях настойчив. По характеру немного суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства. Болезненно самолюбив. В военном отношении подготовлен хорошо. Имеет большой практический командный опыт. Военное дело любит и постоянно совершенствует. Заметно наличие способностей к дальнейшему росту. Авторитетен… Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения… На штабную и преподавательскую работу <назначен> быть не может — органически ее ненавидит». 

Как видим, характеристика лаконичная и точная: именно таким был Жуков и таким он остался на всю жизнь. 

Настал жестокий 1937 год. Арестовывают Рокоссовского, пытаются арестовать и Жукова, но он решительной телеграммой убедительно опровергает все обвинения. 

Через два года, в начале 1940 года, Рокоссовского освобождают из ленинградской тюрьмы «Кресты». Он получает назначение в Киевский военный округ, которым командует Жуков

Великая Отечественная война… Противник рвется к Москве. Западным фронтом, обороняющим подступы к Москве, командует генерал армии Г. К. Жуков, а на самом трудном — Волоколамском — направлении оборону держит 16-я армия генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского

19 ноября 1941 года… 16-я армия держит оборону у берегов реки Истры и Истринского водохранилища. 

Рокоссовский принимает решение отойти за Истру и, пользуясь естественной преградой (река!), организовать оборону. 

Вот отрывок из его воспоминаний: «Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами… 
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом <Г. К. Жукову> и просил его отвести войска на истринский рубеж… 
Командующий фронтом <Г. К. Жуков> не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг. 
…Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального Штаба маршалу Б. М. Шапошникову. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное, и что он как начальник Генштаба его санкционирует. 
Настроение у нас повысилось. Теперь, думали мы, на истринском рубеже немцы поломают себе зубы. Их основная сила — танки — упрутся в непреодолимую преграду... Радость, однако, была недолгой. Не успели еще все наши войска получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков». 

Отход за Истринское водохранилище противоречил планам обороны, разработанным в штабе Западного фронта. Железными аргументами Жукову удалось убедить в правильности своего плана Генштаб и, видимо, лично Сталина

И 16-я армия Рокоссовского еще 5 (!) дней мужественно удерживала западные линии Истринского водохранилища. Лишь с темного еще утра 25 ноября 1941 года по приказу Жукова части стали отходить на восточный берег Истры. 

Такой вот конфликт… Кто здесь прав? 

По прошествии семи десятков лет можно сказать, что прав был Жуков: главные силы германской армии обходили плацдарм 16-й армии Рокоссовского с севера, захватывая Клин и Солнечногорск, так что оборона по реке Истре хотя и оставалась важной, но не была первостепенной. Однако на уровне командующего армией всех сложностей могло быть и не видно. 

Для оценки приведу еще один факт… 

19 ноября 1941 года, в день прорыва немцев в направлении Клина, Жукову позвонил Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин и спросил: 
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист. 
— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков. 
— Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Но танков пока мы дать не сможем. 

Конечно, Жуков знал, что в близком тылу Подмосковья формируются резервные армии. Из этого резерва две армии по договоренности Г. К. Жукова с Генштабом расположились так: 1-я Ударная армия (командующий генерал-лейтенант Василий Кузнецов) — в районе Яхромы (перед каналом), 20-я армия (командующий генерал-лейтенант Андрей Власов) — несколько южнее, за каналом. Жукову было важно, чтобы эти армии были закреплены именно за его Западным фронтом, чтобы он мог ими полностью распоряжаться. 

Были приняты все меры секретности, дезинформации и маскировки, чтобы сохранить в тайне процесс и место накопления этих стратегических резервов. При всей ограниченности наших военных ресурсов эти армии не должны были ни при каких условиях идти на пополнение сражающихся частей. 

Желая показать Рокоссовскому всю сложность положения на клинско-солнечногорском направлении, Жуков 21 ноября по телеграфу приказал Рокоссовскому: «Клин и Солнечногорск — главное. Рокоссовскому лично выехать в Солнечногорск, Лобачеву <начальнику штаба 16А> — в Клин. Обеспечьте оборону этих городов». 

Этой деликатной фразой (такая дипломатичность абсолютно не свойственна Жукову!) Жуков хотел конкретно указать Рокоссовскому, где главная проблема обороны Москвы. 

Спустя час машина «ЗИС-101» командарма-16 с охраной в сумерках выехала в Солнечногорск. В Солнечногорск попасть не удалось: все дороги были перерезаны немцами. На самолете «У-2» добрались до Клина. И там — в Клину, Солнечногорске, Пешках — закрутилось такое!.. 

Рокоссовскому удалось организовать гибкую оборону, но ему со штабом пришлось пробираться к своим окольной дорогой. После этого штаб 16-й армии был 24 ноября вечером переведен в Льялово, а оттуда — в ночь с 26 на 27 ноября — в Крюково (где он пребывал до 29 ноября, перейдя на Сходню). 

Нам невозможно представить напряжение тех дней, но — выстояли! 

А что было бы, если бы выполнялся план обороны Рокоссовского? Сам Рокоссовский пишет: «Теперь, думали мы, на истринском рубеже немцы поломают себе зубы. Их основная сила — танки — упрутся в непреодолимую преграду...» А если немцы не станут упираться в непреодолимую преграду, а повернут танковые дивизии с берегов Истры в обход Москвы с северо-запада? Куда они тогда продвинутся, если даже без этих двух танковых дивизий им удалось пересечь канал у Дмитрова (правда, их скоро оттуда вышибли)? 

Но, хуже того, разрушался жуковский план контрнаступления, согласно которому 1-я Ударная армия должна была в строгой секретности формироваться как раз в районе Дмитрова. 

Приведу еще один пример, очень похожий на только что описанное, но относящийся еще к боям с японцами на Халхин-Голе в августе 1939 года. Вспоминает Константин Симонов: «…Жуков коснулся проблемы своих взаимоотношений с находившимися на Халхин-Голе старшими начальниками. 
— На третий день нашего августовского наступления, когда японцы зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня состоялся разговор с Г. М. Штерном. Штерн находился там, и по приказанию свыше его роль заключалась в том, чтобы в качестве командующего Забайкальским фронтом обеспечивать наш тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В том случае, если бы военные действия перебросились и на другие участки, перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдет в прямое подчинение фронта. Но только в этом случае. А пока что мы действовали самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве. 

Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться, а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и только после этого продолжать окружение японцев. Он объяснил свой совет тем, что операция замедлилась и мы несем, особенно на севере, крупные потери. Я сказал ему в ответ на это, что война есть война и на ней не может не быть потерь и что эти потери могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и ожесточенным врагом, как японцы. Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего первоначального плана, произойдет одно из двух: или мы не выполним этот план вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями, которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом. Приняв его рекомендации, мы удесятерим свои потери. 

Затем я спросил его, приказывает ли он мне или советует? Если приказывает, пусть напишет письменный приказ. Но я предупреждаю его, что опротестую этот письменный приказ в Москве, потому что не согласен с ним. Он ответил, что не приказывает, а рекомендует и письменного приказа писать не будет. Я сказал: «Раз так, то я отвергаю ваше предложение. Войска доверены мне, и командую ими здесь я. А вам поручено поддерживать меня и обеспечивать мой тыл. И я прошу вас не выходить из рамок того, что вам поручено». Был жесткий, нервный, не очень-то приятный разговор. Штерн ушел. Потом через два или три часа вернулся, видимо, с кем-то посоветовался за это время и сказал мне: «Ну что ж, пожалуй, ты прав. Я снимаю свои рекомендации». 

Последовало почти недельное мрачное, круглосуточное сражение среди сопок, глубоких котловин, сыпучих песков и барханов. Нанося сходящиеся удары, наши войска рассекали группировку врага и уничтожали ее по частям. Каждая сопка укреплена, японских солдат приходилось добивать в окопах, блиндажах. Они сражались до последнего патрона, попав в безнадежное положение, кончали с собой. Бой рассыпался на десятки и сотни схваток, гремели орудия, выставленные на прямую наводку, часто смрадное облако отмечало ликвидацию очередного гнезда сопротивления отлично действовавшими огнеметными танками. Нередко в тылу вновь возникала стрельба, оставшиеся незамеченными японцы открывали огонь в спину наступавших. Приходилось начинать сначала… 

Жуков нередко добирался до передовой. В сопровождении группы командиров он как-то появился на батальонном наблюдательном пункте в самый разгар боя. Лихой капитан отдал приветствие и вернулся к телефону, повторяя в трубку: «Давай вперед!» Жуков не выдержал и резко оборвал вояку: 
— Что вы, товарищ капитан, воздух сотрясаете. Ваш крик говорит о нежелании думать, анализировать обстановку, принимать решения, организовывать бой. Подчиненным надо ставить конкретные задачи, иногда указывать способ их решения, а лозунг «Давай вперед!» они и без вас знают... 

Он тяжело переживал потери, требуя беречь бойцов. По приказанию Жукова со всех командирских танков «ВТ» были сняты круговые антенны, по которым японцы опознавали их и выводили из строя в первую очередь. Жуков распорядился установить на всех танках без исключения штыревые антенны, и для японских солдат машины стали на одно лицо. «Победа достигается малой кровью», — не уставал повторять Жуков

31 августа Г. К. Жуков доложил об успешном завершении операции. Японцы потеряли на Халхин-Голе около 61 тысячи убитыми, ранеными и пленными». Советско-монгольские войска — 18,5 тысячи человек убитыми и ранеными. 

Жуков и Рокоссовский сойдутся на параде в честь Победы 24 июня 1945 года. Командовать парадом будет маршал Рокоссовский, принимать парад будет маршал Жуков

Рокоссовский очень ревниво относился к Жукову, особенно во время битвы под Берлином. Уже после победы, когда Рокоссовский осмелился спросить у Сталина, почему ему не доверили штурмовать Берлин, тот просто ответил: «Это политический вопрос». Резюмирую: Жукова Сталин уважал, Рокоссовского — любил. 

После войны Жуков попал в опалу, и заслуженно — «не называй Верховного Главнокомандующего «штафиркой», не считай его неспособным к управлению армиями». Подслушивающие аппараты уже тогда работали… 

Но на бериевскую расправу Сталин Жукова не отдал, сказав: «За время войны я его больше изучил, чем себя; он на предательство не способен». 

В итоге — перевод на должность командующего Одесским военным округом, а позже — Уральским военным округом, т. е. еще дальше в глубинку. А что еще делать военному гению в мирное время? 

Что делать, нашел Хрущев, когда 26 июня 1953 года поручил Жукову возглавить команду по аресту Берии. Операция ареста была проведена филигранно. 

Рокоссовскому тоже нашлось применение: он в конце 1949 года был назначен министром обороны Польши, где и пребывал до печальных осенних дней 1956 года. 

Жуков к этому времени (в 1955 году) был назначен министром обороны; осенью 1957 года Хрущев его снял с этой должности, причем с категорическим увольнением в отставку. 

После этого полемика Жукова с Рокоссовским шла уже только в плане публикации мемуаров. Рокоссовский опубликовал в 1968 году свою книгу воспоминаний «Солдатский долг», где защищал свою версию боев у Истринского водохранилища. 

Замечу, что эти критические замечания Рокоссовского были высказаны в широкой публикации, а Жуков ответить ему никак не мог из-за опалы и цензуры. Так точка зрения Рокоссовского на боевые события у реки Истры в конце ноября 1941 года (точка зрения чрезвычайно, надо сказать, пристрастная) приобрела господствующее значение. Так эту точку зрения и излагают многочисленные нынешние популяризаторы. 

Рокоссовский умер в 1968 году. А вскоре Жукову разрешили публиковать свои военные мемуары. Мог ли он, памятуя о своем боевом соратнике, обронить на покойного хоть каплю упрека? Естественно, не мог. 
Вот — Жуков, вот и Рокоссовский

Игорь Быстров, обозреватель "Зеленоград сегодня"

Читайте также:
Новости
К НАЧАЛУ СТРАНИЦЫ